Гражданский муж Надежды Бабкиной

Последнее время мы почти не ссорились. Я уж решил: Надя, наконец, поняла, что у меня была, есть и будет личная жизнь, и я ее туда не пущу. Так нет, сегодня снова устроила допрос по телефону: «Ты где? С кем? Куда поедете? Когда вернешься?» После пятого вопроса я завелся и ответил резко. Тогда Надя принялась кричать. Есть у нее такая привычка — все решать командирскими методами: гаркнуть, слово крепкое вставить, кулаком стукнуть. Только со мной это не проходит. Я умею кричать не хуже и в споре не уступлю. Она должна запомнить — допросы я ненавижу! Я никогда не расскажу, что происходит в моей личной жизни, как я провожу время, с кем и куда хожу. Это касается только меня. Пусть она это, наконец, запомнит. Мы так кричали друг на друга, что я не выдержал и швырнул трубку. Гражданский муж Надежды Бабкиной – самый любимый для нее человек. О том, как они ьладят и живут счастливой жизнью – сегодня.

Надоело! В конце концов, я не ее собственность! Я свободный и независимый человек, и если она хочет, чтобы мы были вместе, ей придется научиться быть женщиной, а не атаманом на лихом коне. Понимаю, у Нади огромная нагрузка, строительство театра, репетиции, она издергалась. Но это не повод вываливать на меня отрицательные эмоции. Обидно: вечер испорчен, я зол на нее и отвратительно себя чувствую. Попрощался с ребятами из моей группы, вышел из студии, где мы обсуждали новую песню, сел в машину и поехал домой. Не к Наде. К себе. Сегодня мне нужно побыть одному. Хватит с меня «близких» отношений. В квартире тихо и пусто. У меня мало мебели, я не люблю лишнее. Главное — это свободное пространство и воздух, обстановка, в которой лучше всего оставаться наедине с самим собой. Я подошел к камину, зажег свечи, налил вина. Как хорошо! Никто не донимает расспросами, не воспитывает, не дает полезных советов. Вообще-то я не люблю ссориться. Как правило, наши с Надей ссоры быстро заканчиваются. Мы наоремся, выпустим пар, а потом, как ни в чем не бывало:

—  Ну что, по нулям?

—  По нулям. Завтра у нас какие планы?

—  В двенадцать репетиция, вечером концерт.

И все, как будто и не было скандала. Иногда, если дело касается чего-то принципиального, мы можем находиться «в контрах» несколько дней. Но даже тогда, глядя, как Надя вечером уходит в свою комнату, обязательно скажу ей вслед: «А я все равно тебя люблю». Надя бросит на меня взгляд, но ничего не ответит. Мы люди творческие, эмоциональные, между нами всякое бывает. Но если конфликт затягивается, я прибегаю к проверенному способу наладить отношения. Я знаю, что никто, кроме меня, не делал для нее такого... Но сегодня не получится. Я в своей квартире, она в своей, и мы в ссоре. Я бросил трубку, она не перезвонила. Ждала ответного звонка от меня? Наверное. Надо было перезвонить или отправить эсэмэску... Но сейчас уже поздно, Надя спит. Придется ждать до утра. Хорошо, что на лестнице нас больше не караулят папарацци. Мы можем разойтись по своим квартирам или жить вместе, и это не вызовет бурной реакции прессы, не станет сенсацией. А когда наши отношения только начинались, все было иначе. Вокруг поднялась ужасная шумиха. Журналисты как с ума посходили. Сторожили у Надиной квартиры и у моей, тогда еще съемной. Писали всякую чушь. Я сначала взывал к их рассудку, потом хотел подать в суд, потом начал заниматься боксом, чтобы набить морду особо отличившимся. Я был просто в бешенстве! Надя в своей обычной манере успокаивала меня: «Если с каждой собакой будешь разговаривать, то до дома не доедешь». Но я не унимался. Пытался объяснить: «Надо давать сдачи, защищать себя и свою честь! Клевету нельзя оставлять безнаказанной!» Не мог реагировать спокойно. Сплетни выводили меня из себя. Прочитав какую-нибудь гадость в Интернете, я на две недели погружался в жесточайшую депрессию. Мир казался грязным, несправедливым.

Я мучился вопросом: за что так со мной?

А потом поговорил на эту тему с буддийским ламой. Спросил:

— Почему люди пишут о нас такое? Они меня ненавидят?

Лама ответил:

— Нет. Они не знают тебя, и ты им не интересен — ни как певец, ни как муж звезды. Ты для них — средство зарабатывания денег. После этого разговора как будто что-то перемкнуло у меня в голове. И я дал себе слово не обращать внимания на газетных писак. Но смириться с тем, что в прессе мне приклеили ярлык альфонса, было невыносимо. Конечно, молодой парень из провинции — сейчас Бабкина ему сделает карьеру! Телевидение, радио, диски, раскрутка. Только ленивый не прошелся по этому поводу. Все чушь собачья! Как музыканту мне союз с Надеждой только навредил: я категорически не хотел становиться «как все», а пробить собственную музыку не хватало сил — Надины знакомые меня критиковали и обвиняли в том, что это «не формат». В ее коллективе «Русская песня» меня тоже приняли не сразу, долго относились с подозрением. Я сердился, хотел что-то доказать. На одной из тусовок решил поговорить с парнем из ансамбля, который особо активно комментировал мою личную жизнь за моей спиной:

—  Давай, скажи прямо в лицо, что ты обо мне думаешь. Хватит шептать по углам!

Он стушевался, но не стал отпираться:

—  Я действительно много болтал лишнего. Но не со зла.

Просто для поддержания беседы. Извини. Странные люди. Ради пустой болтовни готовы унизить человека. Но еще удивительнее, что после выяснения отношений мы с этим парнем стали хорошими друзьями и дружим до сих пор. А остальных я оставил в покое. Пусть говорят. Я-то знаю правду. Мы с Надеждой вместе семь лет, а первая машина у меня появилась только три года назад — купил ее в кредит, который выплачиваю до сих пор. И квартира куплена по ипотеке, и опять же я плачу за нее сам. Все как у всех, кто работает и пытается самостоятельно встать на ноги. Я с детства такой. Возможно, как любому ребенку, мне хотелось, чтобы меня любили и помогали идти по жизни, но моя судьба сложилась иначе. В детстве я был предоставлен сам себе и чувствовал себя одиноким. Мы жили в Ижевске. Семейная жизнь родителей не задалась. Отец и мать вечно ссорились, кричали друг на друга, а потом мама исчезала на два-три дня. Целовала меня и уходила. Куда? Зачем? Мне никто ничего не объяснял. В нашей добротной трехкомнатной квартире у меня была отдельная комната, и я все время был там один. Даже в школу через лес и заброшенный поселок ходил сам. Сначала было жутко, а потом страх пропал. От этой победы над страхом я становился взрослее. Однажды, когда вернулся из школы, мама села рядом со мной на корточки и взяла за руки:

—  Женечка, я должна уехать.

—  Надолго?

—  Не знаю. Может быть. Но как смогу, сразу за тобой вернусь. Ты пока поживи с папой. Хорошо? И не скучай. У меня не было выбора. Я остался с отцом и стал ждать возвращения мамы. Куда она тогда уезжала, где жила — я так и не узнал. Отец работал инженером на «Ижмаше», у него были длинные волосы и гитара, украшенная фотографиями Пугачевой и «Битлз». Меня он музыке не учил, да и вообще мной не занимался — с утра до ночи его не было дома. Я возвращался из школы, делал уроки, варил себе пельмени или ел пончики, купленные в магазине. От такой еды начал толстеть и в детском театре, в котором занимался, получил не главную роль Чипа или Дейла, а роль толстяка Рокфора, который любит сыр. Через год мама появилась. Они с отцом наконец решили развестись, и мы с ней переехали к бабушке. Отец не звонил и не приходил. Уже потом, пять лет спустя, когда мамы не стало, бабушка пару раз встречалась с ним, после этого я заставал ее в слезах. Она плакала и говорила:

—  Ты просто его прости.

—  За что простить?

—  За все.

Я не понимал — за что прощать? Это сейчас я задумываюсь: как можно бросить своего ребенка? Постепенно образ отца стал стираться из моей памяти. И теперь я даже не могу вспомнить его лица. Возникают только смутные черты, которые я знаю по фотографиям. Прошло столько лет, а он ни разу не захотел встретиться со мной, наладить оборванные отношения... С мамой, бабушкой и дедушкой началась совершенно другая жизнь. Я почувствовал, что такое любовь, и был счастлив! Они окружили меня заботой, кормили, читали книжки, водили гулять в парк, разговаривали со мной. Именно тогда я понял, как мне необходимо, чтобы меня любили. Я расцветаю, раскрываюсь, когда люди относятся ко мне с любовью. И принимаю ее с наслаждением! Это ведь тоже особый дар — принимать любовь. Многие этого не умеют. Я чувствую благодарность и стараюсь любить в ответ, отдаю тому, кто меня любит, все свое сердце. Так было и с моими родными. Но это прекрасное время длилось недолго. Вскоре умер дедушка. Потом мама ушла жить к другому мужчине и мы остались с бабушкой вдвоем. А спустя год... До сих пор не понимаю, как это произошло. Врачебная ошибка. У мамы начался почечный приступ, увезли на «скорой» в больницу. Она была в коме, и ее можно было спасти. Но мамой никто не занимался, и она умерла, не приходя в сознание. Я не знаю, как бабушка это пережила. Но даже в тот ужасный момент она думала, как сделать так, чтобы не причинить страшную боль мне. Обняла и сказала: «Зая, послушай, мама очень сильно заболела. Может произойти непоправимое...» А мамы уже не было на свете. Бабушка знала народную мудрость: с бедой надо переспать ночь. И сообщила мне страшную весть только на следующее утро. Я даже не мог плакать. Никому ничего не рассказывал. Жил как прежде, только с тяжестью в груди. Понимал, что остался один. И переживал свое горе в одиночестве. Мне было двенадцать лет. Единственной, кто узнал о моей потере, была учительница английского языка — Татьяна Егоровна Козырева, с которой у нас были очень трудные отношения. Она была англоманкой, истинной леди. Даже выглядела как королева Великобритании. Та же прическа, стиль платьев, неизменная брошка и английская чопорность. Она сразу поняла, что меня надо держать в ежовых рукавицах. И требовала больше, чем с других. На первом занятии Татьяна Егоровна заявила:

—  Ты бездарь. Как бы ни старался, говорить по-английски не будешь никогда.

Меня словно окатили ледяной водой. Я разозлился и выпалил:

—  Буду говорить лучше, чем вы!

— Ну-ну, посмотрим, — холодно ответила Козырева.

 

И началась наша война

Даже за крохотную ошибочку она устраивала мне выволочку перед всем классом. «Бездарь» — самое безобидное слово, которое я от нее слышал. Но когда она узнала, что умерла мама, подошла и сказала: «Я верю в тебя. Ты талантливый человек и справишься с любыми трудностями». Для меня это были не только слова примирения, но и утешения. Я до сих пор вспоминаю о ней с любовью и благодарностью. У нее был сильный характер, а мне в женщинах это нравится. У Нади тоже сильный характер. И меня он совершенно не пугает, более того, во мне просыпается азарт: я всегда говорю ей правду, спорю с ней и, как правило, последнее слово остается за мной. Знаю, Надя за это меня уважает. Она устала от прихлебателей и жополизов, которые льстят, во всем соглашаются, а за спиной сплетничают. Когда я первый раз пришел к ней в гости, мне все понравилось, кроме огромного количества фотографий в раках и избытка фольклора в дизайне квартиры. Сразу сказал Надежде:

—  Все эти расшитые красные рукавицы, полотенца с петухами — дурной вкус.

—  Ты не понимаешь! — воскликнула она. — Русский орнамент несет в себе огромную энергетику!

—  Какую энергетику? Кому? Это все миф! — рассердился я. — В домах русских аристократов ничего этого в помине не было! А крепостные крестьяне такую дребедень, типа матрешек и хохломы, и в глаза не видели! Лапти плели и при лучине сидели. Все эти твои лубки — просто туфта! Надя удивилась, что я решился сказать ей то, что думаю. Вообще она совершенно искренне любит все русское. Не только песни и одежду. Недавно я решил сделать Надежде подарок — повез отдыхать в Монако. Заранее продумал маршрут, забронировал отели. Мы вдвоем прилетели в Германию, взяли в аренду машину и поехали в Монако. Провели там десять дней просто великолепно, ни разу не поругались. Но когда уезжали, Надя сказала:

—  Конечно, здесь хорошо... Но только у нас лучше. И природа богаче, и простора больше, и люди душевные.

—  Разве мы плохо отдохнули? — расстроился я.

—  Нет, отдохнули чудесно. Но в следующий раз поедем куда-нибудь...

—  Куда?

—  Да на дачу.

Такие вот пристрастия

 С чем-то я пытаюсь бороться, а с чем-то смирился. Во всем, что касается ее сценического образа, она — королева. Знает, как нужно сделать русский народный наряд так, чтобы все обалдели, как исполнить песню и выгодно преподнести себя. Но даже в этом вопросе она абсолютный консерватор. И я убеждаю ее:

— Имидж   нужно   менять каждые пять лет.

—  Нет. Люди привыкли меня видеть такой.

—  Зрителей нужно удивлять! Иначе они потеряют интерес.

—  А вдруг будет хуже? — сомневается Надя.

Но хоть она долго упиралась, мне удалось сдвинуть дело с мертвой точки. Сейчас Надя появляется на сцене в разных образах. Манеры у нее стали более сдержанными. И в повседневной жизни она одевается более элегантно. Пока не могу никак отучить ее от любви к украшениям с огромными камнями. Потому что, на мой взгляд, это несколько вульгарно. Но ей нравится. И я дарю такие украшения, но всегда говорю:

—  Может быть, что-то поменьше?

—  Нет, побольше!

У всех свои слабости. Я дальтоник и могу одеться как попугай, например синие шорты с зеленой майкой. Кругом смеются, а мне нормально, для меня синий и зеленый — один цвет. Но для Нади это не имеет никакого значения. Она принимает меня таким, какой я есть. Когда мы познакомились, я был провинциальным мальчишкой, а она — известной певицей. Но как ни странно, на нашей первой встрече на сцене стоял я, а она сидела в зале. Только она была не зрителем, а председателем жюри. К тому моменту я уже уехал из Ижевска и год жил в Москве — зарабатывал на жизнь уроками английского языка, пел на свадьбах и корпоративах. Участвовал во всевозможных конкурсах, делая все, чтобы меня заметили. Так попал и на «Радугу талантов» в Саратов. Выступал там с группой «После одиннадцати», мы хорошо отыграли, понравились, но нам очень хотелось выйти в финал. Волнуясь, мы с ребятами приоткрыли дверь и подглядывали в комнату, где заседало жюри. Надя посмотрела в нашу сторону, мы с ней встретились взглядами, и она улыбнулась. Мне стало понятно, что все хорошо, что мы прошли. Помню, на нас напало какое-то безудержное веселье. В Надежде было столько положительной энергетики и оптимизма, что ими нельзя было не заразиться. Мы с группой праздновали победу, но Надю я больше не видел: она уехала и дипломы нам вручали другие люди. Я вернулся в Москву, и снова тишина, полгода никаких предложений. Опять начались выступления на корпоративах и в ресторанах. С одной стороны, это хороший заработок, с другой — опасная и непредсказуемая работа. Однажды я решил добавить немного джазовых интонаций в любимую песню российских братков — «Владимирский централ». Я не сделал ничего невероятного, просто спел ее чуть-чуть иначе, импровизационно. Не успели мы закончить, как из-за кулис нас зовет администратор: «Ребята, закругляйтесь и на кухню. Вас там покормят». Мы удивились. Хорошо, конечно, но раньше такого никогда не было. Сложили инструменты, сидим на кухне, едим. Тут прибегает охранник

— Быстренько сматывайтесь. Братаны рассердились на вас из-за «Владимирского централа», разбираться хотят.

Я возмутился:

—  Но мы же ничего такого не сделали. Давайте я им все объясню.

—  Если жить хочешь — вали отсюда!

Выводили нас через черный ход. Помню, как одна за другой закрывались за спиной двери... А в тот день, когда позвонили от Нади, наоборот — выступление было очень удачным, я так здорово пел, что мне заплатили лишние сто долларов, а это — половина моей арендной платы за квартиру. Именно после этого выступления раздался звонок, высветился незнакомый номер, я снял трубку.

—  Евгений? - Да.

—  Вас беспокоит Кум.

Я решил, что это шутка: какой такой кум?

—  Простите?

—  Кум Иван Дмитриевич. Мы с Надеждой Георгиевной Бабкиной   вместе   ведем   радио-шоу «Бабкина суббота» на радио «Маяк». Не слышали?

—  Слышал, конечно, — соврал я.

—  Так вот. Надежда Георгиевна хочет вас пригласить выступить на отчетном концерте фестиваля «Нон-стоп-фольклор», спеть с ней дуэтом.

—  Дуэтом? С Бабкиной? А где будет выступление?

—  В концертном зале «Россия».

Сцена

Я не поверил своим ушам: неужели мне предстоит выйти на сцену, на которой пел сам Элтон Джон, мой кумир! И еще потрясло Надино приглашение. Значит, она помнила обо мне все эти полгода, которые прошли со времени фестиваля в Саратове! Я договорился с Кумом о дате и времени встречи с Бабкиной. Но вскоре она перезвонила сама:

—  Женя, это Надежда Георгиевна.

—  Здравствуйте, — я смутился, но виду не подал.

А она заговорила так, будто мы лет сто знакомы.

—  Слушай, у меня репетиция. Ты вечером что делаешь? Может, где-нибудь в ресторане посидим и все обсудим?

—  Давайте в «Макдоналдсе» на Пушкинской, — говорю.

—  Где-где?! — засмеялась Надя, но сразу же согласилась.

А что еще я мог себе позволить? Положив трубку, подумал: Бабкина — такая известная артистка, а запросто согласилась встретиться со мной в «Макдоналдсе». Надина демократичность и чувство юмора меня абсолютно подкупили. Мы встретились, и пока я стоял в очереди, Надя ждала меня в машине. Я взял чизбургеры и картошку, притащил все это, и на заднем сиденье состоялся наш деловой ужин: мы обсудили выступление,    потом    поговорили на другие темы. Все было съедено, но нам не хотелось расставаться. Надя сказала:

—  А поехали кататься?

—  Поехали!

Я всегда готов на любую авантюру, поездки и приключения просто обожаю. Мы ездили по Москве, говорили о музыке. Я поймал себя на том, что общаюсь с Бабкиной как с давним другом, хотя мы только что познакомились. Было как-то очень свободно и весело. Потом состоялось наше выступление, оно было удачным. После этого все завертелось. Я стал писать для Нади песни, мы начали вместе работать. И спустя какое-то время она пригласила меня к себе в гости. Придя к ней, я понял, что она к этому вечеру тщательно готовилась. Накрыла прекрасный стол, были именно те блюда, которые я люблю. Например вареная курица со специями и бульоном. Впрочем, в этот вечер мы почти ничего не ели. У нее в квартире огромное окно с видом на Кремль. Я очень люблю сидеть на подоконнике и сказал: «Давайте погасим свет, уберем цветы с подоконника, сядем на него, будем пить вино и разговаривать». Это предложение явно было неожиданным для Нади, но оно ей понравилось. В тот вечер мы впервые поговорили не как коллеги по работе, а как близкие люди. У меня было чувство, что я встретил человека, с которым могу быть по-настоящему откровенным. Когда мы закончили беседовать, было уже поздно. Метро закрылось, машины у меня не было. Надя предложила остаться — переночевать на диване в гостиной. Доставая одеяло, Бабкина сказала: «Может, ты вообще останешься?» Это была шутка, но я прекрасно понимал, что за ней стоит. Хотя в тот момент я еще был не готов к более близким отношениям. Для того чтобы решиться на это, мне нужна была абсолютная уверенность в ее любви ко мне. Проявлять инициативу ни за что бы не стал. У меня в этом плане было мало опыта. В одиннадцатом классе я влюбился в девушку из Америки, которую звали Ронда Спрингер. Она приезжала по линии какой-то христианской организации. У нас с ней возникла моментальная симпатия, мы могли говорить бесконечно о чем угодно, хохотали до упаду. И я понял, что должен решиться, признаться ей в любви. Испек шоколадный торт, пригласил в гости, но мучительно боялся отказа, мне казалось — я его не переживу. Ронда увидела, что я весь дрожу.

—  Женя, что с тобой? Ты здоров? — она потрогала мой лоб рукой.

—  Просто волнуюсь. Я пригласил тебя в гости для того... чтобы признаться в любви. Сказав это, я наконец смог свободно вздохнуть. Ронда улыбнулась и посмотрела на меня очень нежно.

—  Как жаль, что мы не встретились раньше.

—  Почему? — удивился я.

—  Дело в том, что я помолвлена. Прости меня.

Правда

Поскольку она была верующей, для нее это очень много значило — она не могла нарушить клятву. Расстались без обид. Ронда уехала в Америку, вышла замуж, и больше мы не виделись. А в институте я встречался с девушкой по имени Надя, но наши отношения так ни во что и не переросли. Мы были как брат и сестра, мысли о создании семьи или о свадьбе нам в голову даже не приходили. После переезда из Ижевска в Москву мне пришлось так много работать, что было не до романов. И поэтому когда в моей жизни появилась Надежда Бабкина, мне нужно было время, чтобы осознать, что между нами происходит. Надя мне сразу понравилась. Яркая, красивая. У нее потрясающая сила воли. Журналисты из бульварных изданий писали, что Бабкина похорошела из-за своего молодого друга. Чушь собачья! Здорово было бы: завел себе друга — и молодеешь без особых усилий. Но в жизни так не бывает! Надя, чтобы хорошо выглядеть, и в спа-салонах по полдня проводит, и укольчики какие-то делает, и на диете сидит. Завидую ее силе воли! Я бы так не смог. Но все эти хитрости для публики. Я ее видел и вижу такой, какая она есть, и именно такой она мне нравится. У нее потрясающая позитивная энергетика, которой заряжаешься. Невероятное обаяние, которому невозможно противостоять. Но главное — я начал чувствовать ее любовь ко мне. А для меня это дороже всего на свете. Я вырос без мамы, бабушка как могла пыталась заменить ее, но мне все равно не хватало женской любви и нежности. Мне нужна была не опека, а именно любовь. И когда я стал чувствовать, что Надя любит меня, я начал отвечать ей взаимностью. Наши отношения делались все более близкими. Однажды вечером Надя снова предложила остаться, и на этот раз я согласился. Мы сразу договорились: я буду жить там, где захочу, и у меня есть и будет своя личная жизнь. Мы никогда не вели никаких разговоров о браке — у нас сложились совершенно другие, более высокие и чистые отношения. У нас духовная связь, абсолютное взаимопонимание и поддержка, уважение и преданность друг другу. Это то, что в английском называют soulmate — душевный партнер. В русском языке такого слова нет. Наверное, когда я решу создать семью и обзавестись детьми, я сделаю это. Но на наши отношения с Надей это никак не повлияет. Мы с ней очень близкие люди, и это навсегда. Поэтому нам так легко было начать жить вместе. Мы просыпались, встречались на кухне. Вместе завтракали, разговаривали. Наде было приятно, что ей есть о ком заботиться, для нее это очень важно — быть кому-то нужной, а я с радостью принимал ее заботу. У нас появились наши маленькие секреты и игры. Например, я придумал для нее игру «Найди подарок». Покупаю подарок и прячу где-то в квартире, а Наде оставляю записочки с подсказками. А потом, когда она ходит и ищет, я наблюдаю за ней и комментирую, а она смеется и выглядит абсолютно счастливой. Поначалу я не очень понимал, как ко мне отнесется Надин сын Данила. Первый раз встретились с ним на Новый год, случайно, на улице. Мы с Надей гуляли. Шли, разговаривали, смотрели на фейерверки. И тут рядом остановился лимузин, из него стали вылезать люди, и среди них — Даня. Он ехал куда-то с друзьями, увидел нас, решил остановиться и познакомиться. Мы пожали друг другу руки. Но вокруг было так много людей, что мне стало не по себе и я ушел домой, один. Потом мы встретились с ним еще раз, поговорили, познакомились поближе и начали дружить. Данила хороший парень и очень деликатно относится к Надиной личной жизни. Он понимает, что она взрослый человек и имеет право на личную свободу, как и он сам. Спустя какое-то время Данила женился, и у нас с его женой Таней тоже прекрасные отношения. Но в гости к ним мы ходим не часто. Почему-то на людях мы с Надей все время ссоримся. Когда мы с ней наедине, у нас практически идеальный союз, но как только появляется кто-то третий, отношения сразу портятся. Может, Надя меня ревнует? Или пытается показать, кто тут главный? Но в любом случае это невыносимо. Поэтому мы договорились, что встречаемся со своими друзьями по отдельности и никто никого не ограничивает в этом. Надя, например, спокойно отпустила меня с моим другом Антоном в США почти на два года — учиться в музыкальном институте. Мы приехали в Лос-Анджелес за месяц до начала занятий, взяли напрокат машину и катались по Америке: Большой каньон, Диснейленд, Лас-Вегас. В Лас-Вегасе проиграли кучу денег, потом вернулись в Лос-Анджелес и сняли потрясающую квартиру в марокканском стиле. Мы так понравились хозяину, что он в придачу сдал нам в аренду еще и новехонький спортивный «мерседес», и мы на нем рассекали по бульварам! Было здорово! Потом начались занятия в школе. Там масса полезных современных предметов — аранжировка, работа в студии, вокал. Я был потрясен уровнем, на котором преподается эстрадное мастерство! Жаль только, что Элтон Джон не давал мастер-классов в этой школе. Его я встретил позже, когда приехала Надя. Ее знакомый, зная,  что я  обожаю Элтона Джона, пригласил нас на концерт в Лас-Вегас. Мы сидели во втором ряду. Я был сам не свой от счастья — видел и слышал живого классика популярной музыки! Когда выступление закончилось, можно было выйти на сцену и спеть вместе с Элтоном. Я и еще несколько человек выскочили на подмостки. Я стоял рядом с великим музыкантом и смотрел на него во все глаза, даже сфотографировать забыл. Потом нас пригласили за кулисы, там был накрыт маленький фуршет. Я подошел к сэру Джону:

—  Вы знаете, Элтон, когда-нибудь я спою с вами дуэтом!

Он посмотрел на меня и ответил:

—  Договорились, молодой человек, вы обязательно споете со мной дуэтом когда-нибудь.

История

Было очень приятно, и я замучил Надю бесконечными пересказами этой истории. Потом она улетела в Москву, а я остался учиться. Мы очень скучали друг по другу. Наши отношения, которые возникли как деловые и дружеские, с каждым годом становились все крепче и глубже, переходя в какое-то совершенно новое качество. На одной телепередаче известный сексолог сказал мне: «Это неправильно! Вы не можете любить женщину, которая старше вас на тридцать лет!» Чушь! Почему я обязан подчиняться чьему-то мнению? Я сам решу, кого мне любить и как! Это все глупость и пошлость. Неужели я должен пялиться на молоденьких девочек и вздыхать «ах, какие у них фигурки!» только потому, что кому-то это кажется правильным? Я не буду этого делать! Мне надоело, что со всех сторон я только и слышу про секс. Нельзя все в жизни измерять сексом! В наших с Надей отношениях он не важен. Мы с ней — настоящая пара, хоть и не спим в одной постели. Но это не разъединяет нас, потому что мысленно и духовно мы все время вместе, а именно в этом и состоит любовь. И у меня, и у Нади в жизни были и отрицательный опыт, и разочарования. И мы оба знаем, что любовь — это не секс, это нечто большее. Это хорошие отношения, уважение, потребность в ком-то. Это возможность сказать: «Ты мне нужна», «Я жить не могу без тебя». Наверное, сегодня Надя позвонила и сорвалась именно потому, что давно меня не видела и соскучилась. А я, как баран, уперся в свою свободу и независимость, обидел ее. За окном светает. Свечи на камине догорели. Если бы я был рядом, мы бы уже помирились. Я сочинил бы для нее песню, просидев всю ночь за пианино, а лучше... написал бы письмо. Я пишу ей письма-признания, письма-извинения, письма-исповеди. Все мои послания она хранит и часто перечитывает. И я знаю, что они ей дороги. В Лондоне я купил специальные письменные принадлежности — бумагу, ручку с пером, чтобы макать в чернильницу, конверты. У меня даже есть личная печать. Все это для того, чтобы письмо было настоящим. Я сел за стол, посмотрел на чистый лист и начал писать: «Дорогая моя! Может быть, ты любишь меня больше, чем я тебя. Но я чаще говорю тебе о любви, о том, какая ты красивая. Я потакаю твоим женским слабостям, я хожу с тобой по магазинам, подстраиваюсь под твой режим жизни, потому что я, как никто другой, ценю тебя. Даже если я провожу время со своими друзьями, знай, что нет никого на свете, кто мог бы занять твое место в моем сердце. Никто не поддерживает, не утешает меня так, как ты. Никто не умеет погладить меня по голове так нежно, как ты. Ты была, есть и останешься для меня самым близким и родным человеком! Потому что у нас с тобой нечто большее, чем просто любовь...» Я запечатал конверт, поставил свою печать. Оделся. Рассвело, но город еще пустой, машин мало. Я приеду к Наде, открою дверь своим ключом, тихо войду, чтобы не разбудить, оставлю письмо и уеду. Когда она прочтет его — простит. Я встал и пошел к двери. В тишине квартиры вдруг раздалась мелодия звонка. Мобильный. На экране высветилось «Надя». Из груди вырвался вздох облегчения:

—  Я еду к тебе. Прости меня.

—  Ладно, бывает. У нас сегодня куча дел, ты мне нужен. Завтракать будешь?

—  Овсянку, по твоему рецепту.

—  Хорошо. Давай быстрее. Жду.